Герцог полуночи - Страница 38

Чрезвычайно опасное желание.

Глава 8

Король гномов был очень доволен свадебным подарком короля Херла; когда же празднество, наконец, подошло к концу и гости начали разъезжаться, он пожелал своему другу всего наилучшего и подарил на прощание маленькую белоснежную гончую.

«Я знаю твою любовь к охоте, — сказал король гномов. — Пока эта охотничья собака сидит на твоем седле, твоя стрела никогда не пролетит мимо преследуемого зверя. Но помни, ты не должен спешиваться, пока собака сама не спрыгнет вниз. Так ты всегда будешь невредим…»

…из «Легенды о короле Херла».

Когда почти в одиннадцать часов утра Артемис вошла в комнату Пенелопы, кузина сидела за туалетным столиком перед зеркалом и, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, рассматривала свою прическу — ее лицо обрамляли завитые локоны с искусно вплетенными в них зернами жемчуга.

— Что ты думаешь об этом новом фасоне? — спросила Пенелопа. — Его предложила Блэкберн, но я не уверена, что он подходит к моему круглому лицу.

Блэкберн в дальнем конце комнаты приводила в порядок чулки хозяйки и вполне могла слышать их разговор, — но Пенелопу это, по-видимому, не заботило.

— Мне нравится, — честно призналась Артемис. — Прическа элегантна и в то же время очень современна.

Пенелопа очаровательно улыбнулась — по-настоящему, что редко случалось, и Артемис вдруг подумала: «Интересно, видел ли когда-нибудь Уэйкфилд эту улыбку?» Но она тут же отбросила эту мысль и спросила кузину:

— Тебе нужна шаль?

— А ты уже выходила из дому? — Пенелопа поправила завиток.

— Да, я гуляла с Бон-Боном.

— А я удивлялась, думала, куда запропастился Бон-Бон… — Пенелопа кивнула своему отражению в зеркале, очевидно, весьма довольная прической. — Нет, я оставлю шаль здесь, а потом, если станет холодно, пошлю Уэйкфилда или Скарборо, чтобы принесли ее мне. — Она снова улыбнулась.

Артемис покачала головой, про себя усмехнувшись тому, что ее кузина использовала герцогов в качестве мальчиков на посылках.

— Что ж, если ты закончила, мы можем спуститься?

— Да. — Пенелопа бросила последний взгляд на свою прическу. — О-о, подожди… Вот здесь… — Она начала рыться в груде драгоценных украшений, вееров, перчаток и прочих мелочей, которые за короткое время ее пребывания в Пелем-Хаусе прочно обосновались на туалетном столике. — Да, вот оно! Я чувствовала, что что-то забыла. Его доставил для тебя специальный посыльный сегодня около восьми утра. Право, смешно… Кто отправляет письма так рано? — Она протянула Артемис запечатанное письмо.

Не имело смысла упрекать Пенелопу за то, что она не удосужилась отдать его раньше. Кузина постоянно обо всем забывала — особенно о том, что не касалось ее лично. Взяв письмо, Артемис дрожащими пальцами сломала печать и окинула взглядом дешевую бумагу. Когда же она поняла, что письмо от надзирателя в Бедламе, которому она давно заплатила, чтобы он дал ей знать, если случится что-то ужасное, слова вдруг запрыгали у нее перед глазами.

«Ваш брат… умирает… приезжайте скорее».

Умирает.

Нет, этого не может быть! Тем более сейчас, когда она нашла, наконец, способ вызволить его.

Умирает…

Она не могла рисковать его жизнью.

— Пенелопа… — Осторожно сложив письмо, Артемис зажала его между кончиками пальцев. — Пенелопа, я должна вернуться в Лондон.

— Что? — Теперь кузина, глядя в зеркало на свой нос, припудривала его рисовой пудрой. — Не глупи, дорогая. У нас еще полторы недели развлечений.

— Аполло заболел, и он… — Каждое слово давалось Артемис с огромным трудом. — Думаю, его опять избили. Я должна ехать к нему.

— Но Артемис, дорогая… — Пенелопа глубоко вздохнула точно так же, как вздохнула бы, если бы ей подарили новое платье, а она обнаружила, что кружевная отделка на рукавах не совсем такая, как ей хотелось. — Дорогая, я говорю тебе снова и снова, что ты должна научиться не думать о своем… брате. — Кузина слегка поежилась, как будто само слово «брат» вызывало у нее неприятные ощущения. — Ты ведь ничем не можешь ему помочь. Я понимаю, что ты стараешься утешить его, но спрашиваю тебя: можно ли утешить животное, больное безумием?

— Аполло не больной, и он не животное, — твердо возразила Артемис. Служанки, находившиеся в спальне Пенелопы, держали себя так, словно у них не было ушей, но Артемис совершенно точно знала, что они все слышали. Что ж, пусть слышат! Повысив голос, Артемис заявила: — Он никого не убивал! Его обвинили ложно!

— Ты же знаешь, что это неправда, дорогая. — Пенелопа честно пыталась быть мягкой, Артемис в этом не сомневалась, но, к сожалению, она еще больше разозлилась на кузину. — В этом деле папа сделал все, что мог, — для твоего брата, и для тебя. И знаешь, эти твои постоянные разговоры о несчастном сумасшедшем не слишком уместны. Думаю, что тебе стоит быть более благодарной… — добавила кузина.

Артемис хотелось накричать на Пенелопу, а затем выбежать из комнаты, чтобы наконец — наконец-то! — покончить со всей этой фальшью.

Но она понимала, что таким своим поведением не поможет Аполло.

Артемис до сих пор нуждалась в дяде. И если она сейчас уйдет, бросив Пенелопу и лишившись помощи графа Брайтмора, то все равно не сможет вытащить брата из Бедлама. Это мог сделать только человек, обладавший властью, и таким человеком являлся герцог Уэйкфилд.

Да, именно это она и должна сейчас сделать. Остаться здесь — хотя сердце ее разрывалось из-за того, что она не могла поехать к Аполло, — и любой ценой заставить герцога помочь ей. А если понадобится, она громогласно раскроет всем тайну Призрака Сент-Джайлза.