Наблюдая, как поднималась и опускалась его грудь, Артемис вспоминала детство и размышляла… Ее лишили всего, что было у нее в жизни, — лишили Аполло, любви Томаса и родителей… лишили будущего. Никто никогда не считался с ее мнением, никто не интересовался ее желаниями и потребностями. С ней что-то происходило, но происходившее от нее не зависело; с ней обращались как с куклой на полке — ее передвигали, ею пользовались и бросали. Но она ведь не кукла…
Увы, все то, что она когда-нибудь могла бы иметь — дом, мужа и собственную семью, — теперь было ей недоступно, у нее никогда ничего этого не будет. Но это не означало, что она не могла решиться получить что-то другое и сделать свою жизнь такой, как ей хотелось. Да-да, наверное, ей не следовало оплакивать то, чего она лишилась, — ведь можно было создать себе новую жизнь, новую реальность.
Свечи уже догорали, когда Крейвен, открыв дверь, проговорил:
— Мисс, уже поздно. Я могу остаться с лордом Килборном на ночь, когда вы пойдете спать.
— Благодарю вас. — Встав, Артемис почувствована, что замерзла, сидя на холодном каменном полу. — Вы дадите мне знать, если что-то изменится?
— Да, конечно, — ответил слуга, и в его голосе Артемис почувствовала доброту.
Она погладила Аполло по щеке и, повернувшись, пошла вверх по лестнице — прочь от неуверенности и отчаяния.
Сто лет продолжалась безумная охота короля Херла, и все те, кому доводилось видеть призрачных всадников на залитом лунным светом небе, крестились и творили молитву, потому что за этим видением часто следовала смерть.
В одну — только в одну-единственную ночь в году — король Херла и его охотники обретали плоть, и это происходило в ночь полнолуния — перед днем осеннего равноденствия. В эту ночь все, кто мог, в ужасе прятались, потому что король Херла иногда увлекал смертных в свою бешеную охоту, обрекая их на бессмертие.
И вот в одну такую ночь король Херла похитил юношу по имени Тэм…
…из «Легенды о короле Херла».
Максимус запечатывал письмо у себя в гостиной, когда вдруг услышал, что дверь его спальни отворилась. Крейвен уже ушел вниз — присматривать за Килборном, а остальным слугам было строжайше приказано не беспокоить хозяина с десяти вечера до шести утра.
Герцог встал и пошел заглянуть в свою спальню. У кровати стояла Артемис, молча смотревшая на него своими очаровательными серыми глазами.
— Это мои личные покои, — сказал Максимус. Чувствуя, как по его жилам разливается жар, он шагнул к гостье.
— Я знаю. — Она смотрела на него безо всякого смущения. — Я пришла, чтобы вернуть вам кольцо.
Артемис развязала на шее кружевную косынку, скрывавшую квадратный вырез платья и цепочку, исчезавшую в ложбинке между грудей. Просунув палец в темную впадинку, она достала цепочку и сняла ее через голову. Герцог успел заметить на цепочке что-то еще — что-то зеленое, — но Артемис, сняв кольцо, тут же убрала цепочку в карман. Приблизившись к ней, Максимус взял кольцо — оно нагрелось от ее тела, словно она оживила старинный металл. Не отводя от нее взгляда, он надел кольцо на левый мизинец и заглянул ей в глаза. А она, казалось, перестала дышать, и у нее на щеках появился румянец — нежно-розовый, создававший иллюзию беззащитности. И у Максимуса вдруг возникло необъяснимое желание — захотелось стиснуть ее в объятиях и прижать к груди.
— Зачем вы здесь? — проглотив комок в горле, спросил герцог.
— Я же сказала, чтобы отдать вам кольцо. — Она повела изящным плечом.
— Вы совсем одна приходите вечером в комнату к неженатому мужчине, чтобы отдать ему безделушку, которую легко могли вернуть утром. — В его голосе звучала издевка. Ему хотелось уничтожить ее, заставить почувствовать, как возмущен он ситуацией, в которой оказался. Если бы не ее положение — и не его, — он, возможно, ухаживал бы за этой женщиной, возможно, даже сделал бы своей женой. — Вас не волнует ваша репутация?
Она медленно приближалась к нему, пока не оказалась совсем близко — теперь они стояли почти вплотную друг к другу. Тут он снова взглянул ей в лицо и понял, что она совсем не так спокойна, как ему казалось.
— Нет, — тихо ответила она голосом сирены, — нисколько не волнует.
— Тогда будь я проклят, если это будет волновать меня, — ответил герцог и поцеловал ее.
И вот опять этот водоворот закружил ее, смыл все сомнения, все страхи и сожаления — оставил только чувство, простое и жгучее. Едва лишь губы их слились в поцелуе, как Артемис, стремясь быть как можно ближе к герцогу, приподнялась на цыпочки и положила ладони на его шелковый халат. Если бы такое было возможно, она забралась бы в грудь этого мужчины — устроила бы себе дом в его широкой сильной груди и больше никогда не выходила бы оттуда.
Она хотела этого мужчину, только этого хотела вовсе не из-за его высочайшего титула, его денег, земель, родословной и всех бесчисленных должностей. Да, она хотела Максимуса, просто Максимуса, она страстно желала его без всяких атрибутов, но так как они были неотделимы от него, то ей волей-неволей пришлось бы взять и их тоже.
Чуть отстранившись от нее, он со вздохом пробормотал:
— Не начинайте то, что собираетесь прекратить.
— Я не собираюсь прекращать. — Артемис смело встретила его взгляд.
— Но я не могу на вас жениться. — Он внимательно смотрел на нее.
Конечно же, она это знала и никогда об этом не думала. Тем не менее, его слова больно, как стрела, вонзились ей в сердце.