Герцог полуночи - Страница 74

Подавшись вперед, герцог поцеловал в затылок женщину, спавшую в его объятьях. Во сне она была такой теплой, такой мягкой, без всяких острых углов воительницы, в которую превращалась, когда бодрствовала. Он любил эту воительницу — женщину, которая, глядя ему прямо в глаза, говорила то, что думала, но при виде этой нежной и беззащитной леди у него сжималось сердце. Видя ее такой, он мог представить, что она подчинится, покорно придет к нему в объятия и согласится со всем, что он скажет.

Тут Артемис вдруг шевельнулась и пробормотала:

— Который час?

Он взглянул на окно — светлое от яркого света нового дня — и высказал свое предположение:

— Не больше семи.

Она вскрикнула и попыталась отодвинуться от него, но герцог обнял ее крепче.

— Но Максимус, я должна немедленно уйти. Сейчас встанут слуги.

— Пусть встают. — Он лизнул ее в шею.

Она замерла на мгновение, потом сказала:

— Они увидят меня. И про нас станет известно.

Он немного отодвинулся от нее, чтобы заглянуть в лицо, но рассыпавшиеся по подушке волосы скрывали его и делали ее похожей на скорбящую наяду.

— А это имеет значение?

Тут она перевернулась на спину и молча посмотрела на него, скосив свои прекрасные темно-серые глаза. Ее каштановые волосы разметались вокруг лица, а сосок дерзко торчал под простыней. И еще он заметил под правой ключицей треугольник крошечных родинок.

— Значит, вас не заботит, если кто-то узнает? — спросила она наконец.

Он потянулся к ней, чтобы поцеловать эти родинки.

— Максимус…

— Я куплю тебе дом, — сказал он неожиданно.

Она отвернулась и ничего не сказала. Ему очень хотелось, чтобы Артемис согласилась, и он добавил:

— Или здесь, в Лондоне, или в провинции. Но если ты будешь в провинции, то я не смогу часто видеть тебя.

За дверью комнаты послышались шаги слуг.

— Или я могу купить для тебя оба дома. — Он старался заглянуть ей в лицо.

Она по-прежнему молчала. А герцог вдруг почувствовал, что его бросило в пот. Он никогда не чувствовал себя неуверенно в парламенте, но здесь, сейчас, в собственной постели, был в полной растерянности.

— Артемис…

Она наконец-то взглянула на него и совершенно спокойно, без каких-либо эмоций произнесла:

— Хорошо.

Этот момент должен был стать триумфом — ведь он завлек в ловушку свою богиню, — но вместо этого Максимус ощутил чувство грусти. И внезапно он понял: Артемис никогда не принадлежала ему по-настоящему — только физически.

Вероятно, именно поэтому его поцелуй был таким яростным и неистовым.

Но ее губы послушно раскрылись под его губами, и эта ее податливость еще сильнее взбесила его, так как он знал, что она ненастоящая. Максимус перекатился на любовницу, навалившись на нее всем телом. Эта женщина — его женщина, и он сделает для нее все, что угодно, даст ей все, что она пожелает — только бы она не оставила его.

Внезапно отворилась дверь спальни, но герцог тут же рявкнул:

— Убирайтесь!

Раздался женский писк, и дверь быстро закрылась.

— Так нехорошо, — пробормотала Артемис с укоризной.

— А ты хотела бы, чтобы служанка стала свидетельницей того, что мы делаем? — проворчал Максимус.

— Не будьте таким грубым. — Она толкнула его в грудь, и он неохотно сдался, так как понимал, что ведет себя как последний мерзавец. А Артемис — восхитительно нагая — встала с кровати. — Кроме того, слуги и так очень скоро все узнают, разве нет?

Максимус фыркнул и, вытянувшись, похлопал ладонью по постели.

— Иди же ко мне…

— Это то, что вы хотите? — Она приподняла изящную бровь.

— То, что я хочу, я не могу иметь.

— Не можете? Но вы же герцог Уэйкфилд, один из самых влиятельных пэров Англии… Вы заседаете в парламенте, владеете многими поместьями, у вас так много денег, что вы можете в них купаться, а когда и этого вам недостаточно, вы по ночам ходите в Сент-Джайлз, чтобы поиграть со смертью. — Нагнувшись, Артемис подобрала сорочку, которую сбросила ночью, и, выпрямившись, пронзила его дерзким взглядом. — Разве это не правда?

— Ты же знаешь, что правда. — Герцог криво усмехнулся.

— Тогда, ваша светлость, вы хотите получить меня, не так ли? Только не оскорбляйте меня, говорите честно…

Максимус зажмурился и, тяжко вздохнув, пробормотал:

— Артемис, скажи, чего ты хочешь?

Она молчала. Тишина нарушалась только тихим шелестом. И, открыв глаза, герцог увидел, что Артемис затягивает пояс его халата, надетого поверх сорочки.

— Думаю, ничего, — ответила она наконец. Потом добавила: — Возможно, свободы.

Свобода? Озадаченный словами любовницы, герцог с удивлением смотрел на нее. Что означала свобода для такого непокорного созданья? Может, она хотела совсем уйти от него?

— Я не позволю тебе уйти, — заявил он.

— А я просила об этом? — Она язвительно взглянула на него.

— Но Артемис…

— В данный момент я хочу только одного освободить своего брата. Ведь это вы надели на него цепь?

— Конечно, я надел на него цепь. Твой брат быстро поправляется и стал очень сильным. — Максимус нахмурился. — Теперь, когда он может двигаться, тебе не следует посещать его.

Артемис насмешливо взглянула на Максимуса, и тот, поморщившись, добавил:

— Я могу найти для него подходящее помещение, возможно, комнату с решетчатой дверью…

— Вы хотите сказать, клетку?

— Мы уже обсуждали это, и я сказал, что не позволю безумцу находиться рядом с тобой.

Тяжело вздохнув, Артемис села на кровать рядом с любовником.