Артемис моргнула, не уверенная, что правильно расслышала, но герцог больше ничего не сказал. Она смутно помнила, что когда-то видела драгунского капитана в Сент-Джайлзе, но неужели он погиб?
— Капитана Тревельона убили?
— Нет, но он очень тяжело ранен.
— Что случилось?
— Я нашел его.
— Кого? — спросила Артемис.
Тут герцог, наконец, взглянул на нее. Лицо у него было отрешенным, но глаза горели.
— Сатану. Человека, который убил моих родителей.
— Значит, вы схватили его?
— Нет. — Он бросил мочалку, которой мылся, и оперся о комод. — Сатану преследовали до колонны Севен-Дайалз в Сент-Джайлзе. Там он застрелил лошадь Тревельона, и она придавила капитана.
Артемис тяжело вздохнула. Такие случаи бывали, и они легко могли кончиться смертью для всадника.
— Но ведь он жив, не так ли?
Максимус кивнул.
— Да, конечно, но у него сломана нога. Мне пришлось прикончить лошадь, а потом я привез Тревельона сюда.
— За ним нужен уход? — Артемис собралась встать.
— Да, но я уже позаботился об этом, — остановил ее Максимус, вскинув руку. — Я послал за своим доктором, как только прибыл. Доктор, насколько мог, вправил ему ногу. Он хотел отнять ее, но я запретил. — Максимус поморщился. — Он наложил шину и сказал, что если нога не загноится, то Тревельон, возможно, выживет. Сейчас с ним один из слуг. И пока больше ничего нельзя сделать.
Артемис снова попыталась встать с кровати, но Максимус опять остановил ее. Она с удивлением посмотрела на него.
— Но как же так?.. Ведь капитан может умереть…
Максимус отвернулся.
— Да, может…
— Это ужасно, — прошептала она.
— Да, конечно. Я потерял своего единственного союзника, — пробормотал Максимус, снимая бриджи.
— И чуть не потеряли друга? — Артемис вопросительно взглянула на него.
Герцог замер на секунду, потом принялся расстегивать нижнее белье.
— Да, конечно, — кивнул он.
— Вы пошлете солдат ловить Сатану?
— Я сам отправлюсь за ним. — Он отшвырнул в сторону белье и выпрямился — теперь уже абсолютно нагой.
— Но… — Артемис нахмурилась и отвела взгляд. — Но разве вам не лучше иметь помощников?
— Может, и лучше. — Запрокинув голову, герцог громко засмеялся. — Но мне не к кому обратиться за помощью.
— Но почему? Ведь вы рассказывали о тех двух мальчиках — теперь мужчинах, — с которыми тренировались. Несомненно, даже один из них…
— Они перестали одеваться Призраками, — перебил Максимус. — Покончили с этим.
— Тогда… кто-нибудь другой. Вы же герцог Уэйкфилд!..
Он с раздражением покачал головой.
— Это очень опасное дело…
— Да, конечно, — кивнула Артемис. — Вижу синяки у вас на ребрах и порезы на плечах.
— Это еще одна веская причина все делать самому. Я не хочу, чтобы кто-то пострадал, помогая мне.
— Но Максимус… — Она помолчала. — Почему вы вообще должны это делать? Если он преступник, то пусть солдаты схватят его.
Герцог внезапно повернулся и с силой пнул ногой одно из стоявших перед камином кресел, так что оно пролетело через всю комнату и, ударившись о стену, раскололось.
Артемис смотрела на него в изумлении.
— Максимус, что с вами?
— Это я их убил, — проговорил он с болью в голосе.
— Не понимаю… Кого?
— В ту ночь, когда мои родители погибли… Это из-за меня они оказались в Сент-Джайлзе. — Он, наконец, посмотрел на нее; его глаза были сухими и застывшими, но такими прекрасными, что ей захотелось пролить слезы, которые Максимус не мог себе позволить.
Но все же она сдержалась и, вскинув подбородок, приказала:
— Рассказывайте.
— В тот вечер мы были в театре. Только отец, мать и я, потому что Геро была еще слишком маленькой, а Феба — просто младенцем. Для меня это было… можно сказать, делом чести. — Я считал себя взрослым и не хотел оставаться под присмотром гувернантки. Помню, мы смотрели «Короля Лира», и мне было ужасно скучно, но я не хотел этого показывать, так как понимал, что тогда буду выглядеть маленьким и наивным. А потом мы сели в экипаж и… Не знаю почему, не могу вспомнить, хотя снова и снова прокручивал все в сознании, — но отец заговорил о ружьях. Я получил пару охотничьих ружей на день рожденья. За несколько дней до этого я выносил их из дому и подстрелил нескольких птиц в лондонском саду, а отец ужасно рассердился. Я думал, он уже перестал сердиться на меня, но отец вдруг заявил, что заберет у меня ружья, если я не научусь правильно обращаться с ними. Я был удивлен и возмущен. И накричал на него.
Герцог отрывисто вздохнул — как будто задыхался.
— Да, я накричал на отца. Я назвал его ублюдком, и мать заплакала. А потом я, к собственному ужасу, вдруг почувствовал слезы на своих щеках. Мне было четырнадцать, и для меня была просто невыносима мысль, что я плачу на глазах у отца. Я распахнул дверцу кареты, выскочил и побежал. Потом отец, должно быть, остановил экипаж и отправился за мной. И мать тоже. А я бежал и бежал… Я не знал, где находился, и меня это не интересовало особенно, но вскоре дома вокруг стали сменяться руинами, и я ощущал запахи джина и гниения. Услышав возгласы приближающегося отца, я в момент злобного упрямства юркнул за какие-то бочки — бочки с джином — и спрятался. Мои ноздри, мои легкие, мою голову наполнял тяжелый запах спиртного, пока меня не потянуло на рвоту. А потом я услышал выстрел…
Сделав паузу, герцог широко раскрыл рот, как будто кричал, но не издал ни звука, лишь оскалил зубы. Затем вновь заговорил:
— Я выглянул из-за бочки, и мой отец… мой отец… — Максимус зажмурился, но тут же открыл глаза. — Его грудь была в крови. И он увидел меня. Он увидел, что я прячусь, и, шевельнув головой, едва заметно улыбнулся мне. А потом преступник застрелил мою мать. — Он проглотил комок в горле. — Что произошло потом, я не помню. Говорили, что меня нашли на телах родителей. Единственное, что я помню, — это зловоние джина. И еще — кровь на волосах матери.