Борзые стремительно бросились к пруду, чтобы побыстрее напиться, а спаниель решил просто идти, соблюдая достоинство.
Остановившись неподалеку от рощи, Артемис осмотрелась. Затем стала наблюдать за собаками, пившими воду.
Внезапно тишину нарушил пронзительный свист. И тотчас же все собаки вскинули головы. Более высокая борзая — пятнистая золотисто-коричневая сука — понеслась к мосту, другая, рыжая, бросилась за ней, а спаниель, помедлив немного, радостно залаял и побежал следом за ними.
Через несколько секунд на другом конце моста появилась мужская фигура. Мужчина был в поношенных сапогах и в старом сюртуке когда-то модного фасона, на голове же у него была шляпа с широкими полями, скрывавшими лицо. Он был высоким и широкоплечим, а двигался как большая хищная кошка.
Артемис на мгновение замерла, — потом воскликнула, изумленная. Перед ней был герцог Уэйкфилд.
Увидев мисс Грейвс, стоявшую между прудиком и рощей словно дриада, Максимус подумал: «Этого следовало ожидать». И действительно, какая другая леди могла подняться и гулять так скандально рано? Ради какой другой леди его верные собаки могли покинуть его?
И эти самые собаки прибежали к нему с таким видом, как будто хотели познакомить его с этой удивительной женщиной.
— Предательницы, — буркнул Максимус, взглянув на борзых, не потрудившись сделать выговор взъерошенному спаниелю. Посмотрев на мисс Грейвс, он крикнул:
— Доброе утро, миледи!
Герцог направился к ней, он казался диким обитателем лесной страны: шел же осторожно, стараясь казаться безобидным, но она держала себя в руках — не вздрогнула.
Когда же он приблизился, Артемис посмотрела на него с некоторым любопытством и произнесла:
— Доброе утро, ваша светлость.
Герцог кивнул и строго взглянул на собак, смотревших на мисс Грейвс с обожанием. Какое-то время они молча шли по берегу пруда. Наконец Максимус, нарушив молчание, проговорил:
— Полагаю, вы хорошо отдыхали ночью, мисс Грейвс.
— Да, ваша светлость.
— Прекрасно, — кивнул он, не зная, что еще сказать.
Обычно Максимус не допускал, чтобы кто-либо присоединялся к нему на утренней прогулке, но сейчас… По какой-то непонятной причине присутствие мисс Грейвс его успокаивало. Он искоса взглянул на нее и только тут вдруг заметил, что она шла босая. При этом ее длинные изящные пальцы сгибались, касаясь земли, и они были ужасно грязными. Это зрелище, казалось бы, должно было вызвать у него отвращение, однако то, что он почувствовал… О, это было совсем другое чувство.
— Вы ее построили? — спросила она низким, довольно приятным голосом, указывая на причудливую башню, к которой они приближались.
— Нет, мой отец, — покачав головой, ответил Максимус. — Мать видела нечто подобное, путешествуя по Италии, и она была очарована этими романтическими руинами. А у отца была склонность потакать ее желаниям.
Артемис, не останавливаясь, с любопытством посмотрела на герцога.
— Когда они были живы, мы много времени проводили здесь, в Пелеме, — продолжал он, кашлянув.
— А потом — нет?
— Нет. — Он стиснул зубы. — Кузина Батильда предпочитала воспитывать моих сестер в Лондоне, и я решил, что как глава семьи должен находиться с ними.
Артемис взглянула на него с недоумением.
— Но… Простите, разве вы не были совсем еще мальчиком, когда умерли ваши родители?
— Они были убиты.
— Что?.. — Артемис остановилась. Ее босые пальцы вонзились в песок — тоненькие, нежные и невероятно эротичные.
Максимус в упор посмотрел на нее и отчетливо проговорил:
— Мои родители были убиты в Сент-Джайлзе девятнадцать лет назад, мисс Грейвс.
— Сколько лет вам тогда было?
— Четырнадцать.
Она со вздохом покачала головой.
— Вряд ли этого достаточно, чтобы стать главой семьи.
— Вполне достаточно, если глава семьи — герцог Уэйкфилд.
Они надолго замолчали. Наконец Артемис тихо сказала:
— Наверное, вы были очень сильным мальчиком.
На это нечего было ответить, и несколько минуту они снова шли молча. Борзые бежали впереди, а спаниель, увидев лягушку, начал довольно комичную охоту.
— Как их зовут? — Артемис кивнула в сторону собак.
— Это Красавица. — Герцог указал на более высокую борзую с красивой золотисто-коричневой шерстью. — А та Скворушка, дочка Красавицы. Спаниеля же зовут Перси.
— Хорошие имена для собак, — заметила Артемис.
— Это Феба так назвала их, не я. — Герцог пожал плечами.
Едва заметно улыбнувшись, Артемис сказала:
— Я была рада узнать, что она здесь. Ей нравятся светские приемы, да?
Герцог бросил на нее быстрый взгляд и со вздохом проговорил:
— Она слепая… или почти слепая, что, в общем-то, одно и то же. Феба совершенно беззащитна, и я должен заботиться о ней.
— Я думаю, ваша светлость, что она гораздо сильнее, чем вы полагаете, — проговорила Артемис. — Напрасно вы ее так опекаете.
Он отвел взгляд от ее очаровательных босых пальчиков. Кто она такая, чтобы указывать ему, как заботиться о сестре? Ведь Фебе всего лишь двадцать лет.
— Два года назад, мисс Грейвс, моя сестра упала, потому что не увидела ступеньку, и сломала руку. — Он поморщился, вспомнив белое от боли лицо Фебы. — Можете считать меня излишне заботливым, но уверяю вас, я точно знаю, что лучше для моей сестры.
Артемис промолчала, но Максимусу показалось, что она осталась при своем мнении.
Они приблизились к причудливой постройке и остановились перед ней.
— Очень похоже на башню Рапунцель, — сказала мисс Грейвс.